Неточные совпадения
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее
глядя на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших девушек, потом хотел послать еще за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в
номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и поехала.
Всех этих подробностей косая дама почти не слушала, и в ее воображении носился образ Валерьяна, и особенно ей в настоящие минуты живо представлялось, как она, дошедшая до физиологического отвращения к своему постоянно пьяному мужу, обманув его всевозможными способами, ускакала в Москву к Ченцову, бывшему тогда еще студентом, приехала к нему в
номер и поселилась с ним в самом верхнем этаже тогдашнего дома Глазунова, где целые вечера, опершись грудью
на горячую руку Валерьяна, она
глядела в окна, причем он, взглядывая по временам то
на нее, то
на небо, произносил...
Он помог Егорушке раздеться, дал ему подушку и укрыл его одеялом, а поверх одеяла пальто Ивана Иваныча, затем отошел
на цыпочках и сел за стол. Егорушка закрыл глаза, и ему тотчас же стало казаться, что он не в
номере, а
на большой дороге около костра; Емельян махнул рукой, а Дымов с красными глазами лежал
на животе и насмешливо
глядел на Егорушку.
И я уходил к себе. Так мы прожили месяц. В один пасмурный полдень, когда оба мы стояли у окна в моем
номере и молча
глядели на тучи, которые надвигались с моря, и
на посиневший канал и ожидали, что сейчас хлынет дождь, и когда уж узкая, густая полоса дождя, как марля, закрыла взморье, нам обоим вдруг стало скучно. В тот же день мы уехали во Флоренцию.
Коридорный, маленький человек с бледным, стертым лицом, внес самовар и быстро, мелкими шагами убежал из
номера. Старик разбирал
на подоконнике какие-то узелки и говорил, не
глядя на Фому...
Воротясь домой, был я уже как закруженный. Что же, я не виноват, что m-lle Полина бросила мне целой пачкой в лицо и еще вчера предпочла мне мистера Астлея. Некоторые из распавшихся банковых билетов еще валялись по полу; я их подобрал. В эту минуту отворилась дверь, и явился сам обер-кельнер (который
на меня прежде и
глядеть не хотел), с приглашением, не угодно ли мне перебраться вниз, в превосходный
номер, в котором только что стоял граф В.
Темно было в
номере, — так темно, что я Михайлу сразу же потерял, да и сам не могу понять, куда я попал, где двери, в какую сторону идти? Заблудился. Вдруг слышу — чиркнули спичкой, огонь.
Гляжу, Михайла в комнате около зеркала зажигает свечку; думаю: «Что же он, болван, такое делает?» А он со свечкой моментально
на перегородку в спальню. Слышу, говорит: «Барин, а барин, Николай Яковлевич, извольте раздеваться, неудобно вам так будет. Позвольте, я вас в кроватку уложу».
— Сейчас я себе воинский
номер вымаклачил, — говорит он сыну. — Шибко поедем. Кондуктор говорит, что если все время с этим
номером будем ехать, то завтра в 8 часов вечера будем
на месте. Не похлопочешь, брат, не получишь… Так-то…
Гляди вот и приучайся…
И в первый раз это будущее
глянуло на меня зловеще и мрачно. Некоторое время я ходил совершенно растерянный, подавленный громадностью той ответственности, которая ждала меня в будущем. И везде я теперь находил свидетельства того, как во всех отношениях велика эта ответственность. Случайно мне попался
номер «Новостей терапии», и в нем я прочел следующее...
Однажды, когда после вечернего представления мы шли с Лоренцитой домой, мне показалось, что она сильно не в духе, будто чем-то взволнована или рассержена. Я спросил о причине, и она со свойственной ей пылкостью тотчас же рассказала мне, что во время моего
номера, когда она
глядела на меня из боковой ложи, к ней сзади подкрался этот проклятый Энрико и обнял ее.
В эту секунду Лоренцита, которая давно уже окончила свой
номер и из партера
глядела на конец представления, быстро соскакивает
на манеж и ошеломляет зверя ударами своего хлыста, частыми и сильными, как молния.
Иван Дмитрич,
глядя на жену, улыбался широко и бессмысленно, как ребенок, которому показывают блестящую вещь. Жена тоже улыбалась: ей, как и ему, приятно было, что он назвал только серию и не спешит узнать
номер счастливого билета. Томить и дразнить себя надеждой
на возможное счастие — это так сладко, жутко!
Щипцов молчал. Молчал он и немного погодя, когда трагик вливал ему в рот противное масло. Часа через два после Адабашева пришел в
номер театральный парикмахер Евлампий, или, как называли его почему-то актеры, Риголетто. Он тоже, как и трагик, долго
глядел на Щипцова, потом вздохнул, как паровоз, и медленно, с расстановкой начал развязывать принесенный им узел. В узле было десятка два банок и несколько пузырьков.
Перед тем как ложиться спать, я вышел в коридор, чтобы напиться воды. Когда я вернулся, мой сожитель стоял среди
номера и испуганно
глядел на меня. Лицо его было бледно-серо, и
на лбу блестел пот.